Марк Азов - «Мир приключений» 1987 (№30) [Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов]
— Приезжайте, — сказал я.
Через пятнадцать минут Лукин был у меня. Обычно степенный, несуетливый, Семен Вахрамеевич на этот раз быстро прошел по кабинету, протянул мне свою крупную руку и, плюхнувшись на предложенный стул, начал с места в карьер:
— Что же это ты, Захар Петрович, со мной делаешь?
У Лукина была манера со всеми говорить на “ты”, но никто не обижался. У кого-нибудь это и выглядело бы высокомерно или пренебрежительно, но у Семена Вахрамеевича получалось так, словно он каждый раз общается со своим самым добрым приятелем.
— Дожил до таких лет, — продолжал директор, — когда уж голова седеет, да вот бог рано лишил волос, — невесело пошутил он, трогая гладкую, как бильярдный шар, голову, — ни разу не то что выговора, замечания не имел, а тут на позор выставляешь.
— Как это? — спросил я.
— Всякие нехорошие слухи пошли по городу.
— Не слышал, — ответил я. — Сами знаете, Семен Вахрамеевич, слухами не интересуюсь. Давайте ближе к делу.
— Давай, прокурор, — вздохнул директор. — Темнить мне с тобой нечего… Почему вас интересует Пикуль? Побил мальчишку… Поэтому?
— Не только.
— Вам и руководству автохозяйством наврал про похороны… Словом, Пикуля мы поставили на место. Как только выйдет из отпуска, будет слесарить. Так решили администрация и профком. Короче, осудили его поступок всем миром. Хочешь проверить — молнию сегодня вывесили. Позор хулигану! И вот тебе резолюция собрания наших работников…
Лукин положил на стол бумагу. Я прочел ее.
Пикуля ругали за недостойное поведение, выразившееся в хулиганских действиях (ударил школьника) и в обмане руководства автохозяйства, когда он просил отпуск без содержания.
— Из-за одной паршивой овцы поклеп на весь коллектив, — вздохнул Лукин и помолчал, ожидая, что я скажу.
— Дело, Семен Вахрамеевич, намного серьезнее, чем вы думаете.
— Полноте, Захар Петрович, — возразил Лукин. — Я-то уж своих знаю как облупленных. Если что и натворили, уж, во всяком случае, не такое, за что нужно в каталажку… Ты мне скажи толком, сами разберемся…
— Теперь уже придется разбираться нам.
Лукин посуровел, потяжелел, задумчиво теребил свой длинный ус.
— Да? — посмотрел он на меня исподлобья.
— Раз уж вы, Семен Вахрамеевич, так хорошо все и всех знаете, то наверняка вам известно, по какой причине вызывал следователь Пикуля.
— Что-то насчет дизтоплива?
— Ну, вот это другой разговор. А то прикинулись…
— И охота вам пустяками заниматься?
— Какая уж тут охота! Но вот такие, вроде Пикуля, вынуждают, — невесело пошутил я и серьезно добавил: — На вашем месте я бы помог следствию разобраться во всех этих, как вы говорите, “пустяках”. А вы даже не побеседовали обстоятельно с Фадеевым. Не приструнили Воронцова, который вообще отмахнулся от следователя, будто для него законы не писаны…
Лукин тяжело вздохнул.
— Зря, Захар Петрович, зря ты все это затеял, поверь мне. Воронцов — крепкий орешек. За него знаешь какие силы встанут! Теперь уже не меня вызывают в область на ответственные совещания, а его! И там он не в зале сидит, как все смертные, а в президиуме! Вот так! Признаюсь тебе честно: я только стул директорский занимаю, а верховодит у нас в автохозяйстве Герман Степанович!.. Пока, насколько я понял, можно все уладить без больших потерь… Выложи мне ваши претензии, а мы отреагируем. Чтобы другим повадно не было. Слово тебе даю: наведем порядок! Тогда со спокойной совестью уйду на пенсию.
— Если сделаем, как вы предлагаете, — сказал я намеренно жестко, — мне будет стыдно до конца жизни!
Лукин подумал, потеребил ус и опять хмуро произнес:
— Да?
— Да, Семен Вахрамеевич, — ответил я. — Вы воевали?
— А как же! — Он вдруг разволновался. — В гвардейском полку! Водителем на знаменитых “катюшах”! Закончил войну старшиной…
— Тогда мне и вовсе непонятно, гвардии старшина… Не учить же вас, что за правду нужно бороться… Особенно сейчас, когда объявлена непримиримая война обману, хищениям, припискам!
Я замолчал. Директор тоже некоторое время безмолвствовал, видимо переваривая мои слова.
— Можешь выложить, что вы там раскопали? — наконец произнес он.
— Зайдите к Фадееву, — посоветовал я. — Это будет полезно обеим сторонам.
— Сейчас не могу. Вырвался на минутку. Начальство из области прикатило. Завтра — в обязательном порядке! — пообещал Лукин.
— Передайте Воронцову, — сказал я напоследок, — если он еще раз не соизволит явиться к следователю по повестке, то приведем с помощью милиции.
— Передам, — буркнул Лукин.
Назавтра Семен Вахрамеевич не пришел.
— Звонил ему, — сказал Фадеев, зайдя ко мне с материалами следствия. — Секретарша чуть не плачет: Лукина с сердечным приступом увезли в больницу.
Я передал в подробностях наш вчерашний разговор.
— Значит, Лукин не на шутку переволновался… Я вот думаю, Захар Петрович, действительно ли он не знал, что творит Воронцов?
— Трудно сказать. Наверное, догадывался.
— А почему смотрел на это сквозь пальцы?
— На пенсию вот-вот собирается. Хотел спокойно дожить до нее… Ну, что у вас, Владимир Гордеевич?
— Теперь Воронцову не отвертеться, — торжествующе сказал следователь. — Вот результаты экспертиз. В овраге возле Матрешек нет грунта из котлована универсама. А в карьере на Кобыльем лугу — грунт из котлована универсама и больницы с улицы Космонавтов!
— Ясно, — кивнул я. — Но вы сказали, что возле Матрешек нет только грунта из котлована универсама. А из котлована больницы?
Фадеев несколько смутился.
— Понимаете, Захар Петрович, в Матрешках есть земля с улицы Космонавтов, но в очень небольшом количестве.
— Значит, все-таки есть!
— Всего несколько холмиков. Мы прикинули: машин пятнадцать — двадцать. Кучи довольно свежие. Так что можно с уверенностью говорить: грунт, который предназначался для Матрешек, воронцовская бригада завезла на Кобылий луг. Причем все горючее шоферы получили сполна, как если бы ездили в Матрешки. Это я узнал у некоей Елены Гусевой. Она отпускает в автохозяйстве солярку. Между прочим, все называют ее Алькой…
— Постойте, постойте, не ее ли имел в виду анонимщик? Помните, был звонок в самом начале расследования?
— Я об этом думал, Захар Петрович. Может, и ее, но ничего интересного она не рассказала. Дебет с кредитом у нее сходится. Вот и все. Правда, когда я стал подробно расспрашивать о всех членах бригады Воронцова, она почему-то вспомнила о Дорохине. Ну, который пожертвовал собой ради спасения автобуса с пассажирами…
